Когда речь заходила о второй мировой войне, то суть официальной советской пропаганды сводилась к тому, что это была война двух систем, а не двух стран. Что столкнулся немецкий фашизм, который олицетворял собой капитализм, и советский, прогрессивный строй, и победили бы мы благодаря только преимуществам социализма.
Сталин был честнее: сразу после войны он признал, что главным оружием победы был русский патриотизм.
Но он вынужден был это сказать, а потом все твердили о преимуществах социалистического строя, используя победу в войне в рекламных целях.
Это до такой степени надо было одурманить народ, что в эту фигню верили?
Этот тезис о преимуществах нашего строя повторяли как мантру постоянно, это был гипноз своего рода. В самом деле, вот картина начала войны: советская армия разбита на всех фронтах, она бежит, немцы делают дневные переходы иногда по сорок или даже восемьдесят километров! В плен попало половина кадровой армии! Каждый второй солдат оказался в плену! Когда это было в истории России? Это и есть плоды строительства социализма.
Когда было, что русские воевали на стороне врага? Да никогда такого не было. И это тоже плоды строительства социализма.
И в тоже время в советских учебниках истории рассказывалось о том, как бездарно воевала царская Россия в первую мировую войну, а тогда, между прочим, враг так и не вступил на собственно русскую землю.
Я бы не писал обо всем этом, если бы не видел на форумах во множестве тексты жертв коммунистического режима. Людей, с головами которых ленинцы сделали нечто невозможное. Людей, которые, в общем-то, соображают неплохо, пока не доходит до их любимого СССР.
А с другой стороны, власть РФ во многом демонстрирует себя преемницей советской державы. Так мы дойдем до того, что и в современных учебниках напишут, что СССР победил Германию, прежде всего, за счет интернационализма и дружбы народов. А может быть, уже где-то и написали?
Но ведь правда заключается в том, что в континентальной Европе с фашистами на уровне народов, а не крохотных «сопротивлений» воевали только три народа: сербы, белорусы и русские. К русским я причисляю и Юго-Восток Украины, ибо он тогда был русским во всех отношениях.
Правда заключается в том, что в смертельной схватке сошлись девяносто миллионов немцев (считая с австрийцами) и сто миллионов русских. Все остальные сознательно или вынуждено примыкали либо к немцам, либо к русским. Причём все те народы «великого СССР», на территорию которого вступали немцы, в большинстве своем переходили на сторону победителя, — опять же исключая белорусов.
Правда заключается в том, что великий, непобедимый, усатый генералиссимус в 1941 просрал (извините за выражение, но иначе не скажешь) всё, что только можно было. И сам сказал иностранному корреспонденту, что русские не будут драться за мировую революцию и коммунизм, но, может быть, будут драться за Россию.
Войну выиграли только за счет одного: до русских довольно быстро доходила истина о том, что война объявлена не коммунизму и большевикам, а война объявлена русским. И что эта война ведется на уничтожение.
И вот тогда заработал инстинкт самосохранения великого народа. Именно к осени-зиме 1941 года окончательно наступил этот перелом в сознании русских. Поэтому раздавленный и безвольный Сталин к декабрю 1941 года обретает хоть какую-то волю: он понимает, что русские будут драться.
Вырисовываются два главных политических праздника страны. День победы русского национализма во времена Смутного времени (4 ноября), и победа русского национализма во второй мировой войне (9 мая). Тут только нужно правильно расставлять акценты.
Ещё раз. Сейчас получается, что победа с немцами — ничья. Украинцы с грузинами от нее отказались, прочие тоже. Какие-то русские националисты будут скорбеть о Краснове и Власове. Одни красные будут радоваться гениальности самого великого генералиссимуса и победе советской системы? Мы им отдаем победу?
Это победа русского народа.
Победа над Германией во второй мировой войне должна стать главным праздником русских националистов. Ибо это самая великая победа русских в их истории. Нужно просто очистить суть происшедшего от шелухи пропаганды.
Пора перестать самим себя ставить в неловкое положение. Тем более — в такой выигрышной ситуации.
И как не удержать дикую ослицу и резвую верблюдицу в месяцы их, так и не удержать человека от потребления чуждого знания. Но они идут только во вред, ибо человек не знает, куда их применить и начинает лукаво мудрствовать.
Ко времени явления Иеремии народу весь идеологический актив Иерусалима оказался в тенетах магии и астрологии. Нет ничего худого в этих науках, пока они служат высокому идеалу. Но человеки, пустившись во многие помыслы, поставили вещи прикладные на самое высокое место. Экспертное сообщество наполнили маги, чародеи, гадатели, использующие знание в низменных целях. Пророк проклинает их и их отцов – кости их будут выброшены из гробов и разбросаны по земле: «и раскидают их под солнцем и луною, перед всем воинством небесным, которых они любили и которым служили и в след которых ходили, которых искали и которым поклонялись; не уберегут их и не похоронят; они будут навозом на земле» \Иер.8,2\.
Мирское знание не даёт мудрости – это только умение заработать хлеб насущный. Леволиберальная интеллигенция, напоенная деньгами компрадорской буржуазии, уже давно стала изучать чужие верования. И по малодушию своему сначала поставила Творца вровень с другими богами, а потом и вовсе забыла. Уже тогда иерусалимские студенты вместо закона божьего изучали религиоведение – от которого до атеизма – один шаг. И он был незамедлительно сделан: «Посрамлены мудрецы, смутились и запутались в сети; вот, они отвергли слово Господне; в чём же мудрость их?» \Иер.8,9\.
Через некоторое время такое экспертное сообщество должно было потерять всякий авторитет: если проповедник в жизни не придерживается того, что он говорит с кафедры, то ему никто не верит. Иеремия – сам сын интеллектуала и с детства знает нравы этой корпорации. Со знанием дела он говорит о них: «Я наблюдал и слушал: не говорят они правды, никто не раскаивается в своём нечестии, никто не говорит: «что я сделал?» \Иер.8, 6\.
Идеологические работники того времени не только имели медный лоб и железную выю, не и совсем потеряли совесть. Их ничем нельзя было наставить на путь, ибо они понаторели во всяком лукавстве. Язык у них стал совсем без костей, и понимают он только язык прямого насилия. Иеремия обещает им: скоро вас обберут, как виноградную лозу. А после этого судьба заставит вас пить воду с жёлчью. Когда придут варвары, самые счастливые из них будут только убиты. А остальные из этого злого племени пожалеют, что остались в живых.
Однако иерусалимчане, скорые на зло и тароватые на всякое беззаконие, смеялись над пророком в голос: мы и не таких артистов видали! А у того уже нет и слёз от обиды на глупость своих земляков. И видеть он их не хочет – мерзостное скопище вероломных людей. Но он не может оставить служение, ибо пророк находится на очень коротком поводке у Вседержителя. Это у недостойных людей поводок такой длинный, что они свято уверенны в своей безнаказанности.
Иеремия снова обращается с инвективой к односельчанам: на сей раз он выбрал тему коварства и злоязычия – главные из бытовых грехов. Иерусалимчане, оказывается, лгут с утра до вечера: «как лук, напрягают язык свой для лжи, усиливаются на земле неправдою; ибо переходят от одного зла к другому» \Иер.9,3\. Надо сказать, что 25 веков назад слово «лук» означало половой член. Язык у населения должен быть сквернее скверного, чтобы сравнивать его с «луком». Отношения в обществе были далеки от всякой нравственности: без обмана не идёт бизнес, не приходят деньги, уходит уважение коллег. Когда человек уставал делать одно беззаконие, он оставлял его и переходил следующему – чтобы сохранить форму и закостенеть в одном и том же негодяйстве. Мастера лгать и злословить становились наиболее влиятельными и уважаемыми гражданами. Они считались очень умными людьми и примером для юношества.
В этом городе, по словам Иеремии, никому нельзя верить ни на копейку: «берегитесь каждый своего друга и не доверяйте ни одному из своих братьев; ибо всякий брат ставит преткновение другому, и всякий друг разносит клеветы» \Иер.9,4\. Семьи, родства, любви и дружбы уже не существует: всё человеческое вынесено на рынок. Рыночные институты в своём развитии дошли до последней черты: тут каждый ребёнок – Павлик Морозов; каждый брат – Каин. Всё население состоит из Каинов, ищущих своего Авеля, чтобы если не убить – то ограбить до нитки на законном основании. Создаётся впечатление, что Иеремия всё же сгущает краски в полемическом задоре и угаре: такая человеческая клоака не может существовать. На фоне правильных, идеологически выдержанных пророчеств официальных политработников при Синедрионе его речи выглядели сплошным очернительством и юдофобией. Штатные лжепророки рассказывали, что Израиль уже подымается с колен после вавилонского нашествия и становится великой транзитной державой на караванном пути из египтян в вавилонцы. А Иеремия кричал, что это гнойник и язва, в котором нормальному человеку трудно не задохнуться: «Каждый обманывает своего друга и правды не говорят: приучили свой язык говорить ложь, лукавствуют до усталости» \Иер. 9,5\.
И что же делать Господу с этим стадом шакалов, что лгут до полного изнеможения? Придётся накормить их полынью и дать напиться воды с жёлчью. Иеремия обращается к свободным женщинам с призывом немедля начать разучивать с детьми погребальные песни и забыть песни радости, ибо только они и пригодятся дщерям Сиона. Вседержитель решил провести обезлюживание Палестин, поскольку население уже ничем не исправишь. Напрасно надеяться на лжепророков, истово обещающих мир и благополучие по нарастающей: скоро здесь будет мерзость запустения, которая станет приютом для шакалов.
Вот если бы вернулись старые, добрые времена, «когда светильник Его светил над головою моею, а я при свете его ходил среди тьмы» \Иов 29,3\. Всё видно тому, кому Господь лично светит — кроме самого себя. Ибо видит человек свои отражения во многих вещах — себя не замечает. А увидев себя со стороны во время бедствия — настойчиво просит, чтобы жизнь вернулась в нормальную колею и всё стало, «как был я во дни молодости моей, когда милость Божья была над шатром моим» \Иов 29,4\.
Человек, объятый ужасом, просит только о главном — поначалу. Пусть вернутся те времена, «когда ещё Вседержитель был со мною, и дети мои вокруг меня. Когда пути мои обливались молоком, и скала источала для меня ручьи елея!» \Иов 29,5-6\. Итак — верните мне детей, да чтобы в доме из ниоткуда был избыток продуктов. Всё вроде очень скромно и законно, но человек усердно расшифровывает: молоко и масло только аллегория гораздо больших желаний. Говорят, что хотеть не вредно. Ещё как вредно — говорит опыт всей жизни человеческой, ибо желаниям нет конца. Как профессиональный нищий, Иов начинает с малого и просит кусочек хлеба. Как тут отказать? Но не дай Бог выполнить скромную просьбу: следующая претензия будет касаться торта. И так до бесконечности — вечное «дай».
Слов нет, у Иова в прошлом — огромные заслуги перед людьми. Когда он служил хозяином Иерусалима и выходил на улицу, то «юноши, увидев меня, прятались, а старцы вставали и стояли» \Иов 29,8\. Cуровый был хозяин, раз молодые негодяи едва его увидев, скрывались с глаз долой, а старики, которые уже не могли бегать, почтительно стояли. Но не только старики благоразумно тряслись от страха: «князья удерживали речи свои, и персты полагали на уста свои… Голос знатных умолкал, и язык их прилипал к гортани их» \Иов 29,9-10\.
У Иова явно были большие трудности с демократией, а права человека он понимал очень своеобразно. Это же надо было так запугать людей, чтобы молодёжь бежала при его появлении, как от татарина, старики стояли по стойке смирно, а князья, как девушки на выданье — только молча смотрели себе под ноги, не дыша. Видимо, раскрывать рот при Иове было небезопасно: одно неосторожное слово — и человека отправляли в концентрационный лагерь. Впрочем, говорить можно было, но только приятное патрону: «ухо слышавшее меня, ублажало меня, око, видевшее меня, восхваляло меня» \Иов 29,11\. Иными словами, не только работники культуры, но и весь партийно-хозяйственный актив толкался за право поцеловать землю у ног повелителя.
Казалось бы, немного мышьяка или пуля снайпера должны были прервать столь оголтелую тиранию — потому как сильные люди не любят долго унижаться. Или всё-таки любят? Однако в уме диктатору никак нельзя было отказать: он по примеру Ивана Грозного, Владимира Ленина и Адольфа Гитлера твёрдо опирался на городскую чернь. Как завоёвываются симпатии черни, давно известно: надо унизать сильных и возвысить слабых при широком стечении народа. Народ очень любит представления такого рода и отсвет этой любви падает на народного заступника: «Потому что я спасал страдальца вопиющего и сироту беспомощного. Благословение погибавшего приходило на меня, и сердцу вдов доставлял я радость» \Иов 29,12-13\.
Казалось бы, с возрастом человек мудреет, но Иов сохранял детскую наивность до седых волос. Он свято верует, что именно он — источник правды — и нет её более ни у кого из живущих: «Я облекался в правду, и суд мой одевал меня… я был глазами слепому и ногами хромому. Отцом я был для нищих, и тяжбу, которой я не знал, разбирал внимательно» \Иов 29, 14-16\. Легко защищать обездоленных — ибо им много не надо на первых порах. Невелика это заслуга — если делается с целью привлечения народных симпатий. И просто это сделать, ибо государственная машина разжуёт самый крепкий орешек: «сокрушал я беззаконнику челюсти, и из зубов его исторгал похищенное» \Иов 29,17\. Чтож — сильный человек априорно набрался грехов по самые серые уши и тут разыскивать нечего: в его зубах — только похищенное. Главное — это иметь желание сокрушить эти челюсти.
Так и функционировала административная система, построенная Иовом, опираясь на страх сильных и злорадство слабых. Чтобы люди не скучали, он постоянно организовывал образцово-показательные процессы, а потому «слава моя не стареет, лук мой крепок в руке моей» \Иов 29,20\. Очень важный момент, пропущенный доктором Фрейдом: массовые казни усиливают потенцию. Наивные учёные-гуманисты никак не могли понять: почему люди так любят кровавые зрелища? Всё очень просто — крепчает тот самый «лук», и местные женщины умиротворяются надолго, и ходят они довольные во всей своей непорочности.
Иов абсолютно уверен \ вот что «лук» несгибаемый делает!\ в своей правоте и остро чувствует свою святость и всесильность в рамках доверенного ему Богом сельсовета. С чистыми и ясными глазами невинной девушки, ни разу не солгавшей, он смотрит на благоговеющий перед ним народ: «ждали меня, как дождя, и как дождю позднему, открывали уста свои» \Иов 29,23\. И легко и трудно править идиотами. Легко потому, что они смотрят тебе в рот и свой открывают только в немом восхищении. А трудно потому, что от страха совсем отупели люди: «бывало, улыбнусь им, они не верят, и света лица моего они не помрачали» \Иов 29,24\. И этот товарищ, от случайной улыбки которого вздыхал с облегчением весь Иерусалим, твёрдо уверен в несокрушимости своей чести, достоинства и деловой репутации. Насчёт деловой репутации — очень может быть: бизнес у него шёл явно неплохо. Но ария Казанской Сироты, которую все, начиная с Господа Бога, обидели, недостаточно убедительна.
Э. Маккензи
Архив рассылок www.tolstobrov.ru
