|
|
|
|
|
|
Вот родственники ему кричат во след громкими голосами: бросай пороть отсебятину, предсказуй, как нормальные люди, благополучие и поднимание Израиля с колен, не позорь семью – и будет тебе счастье. Но у пророка есть источник информации более авторитетный: «Господи Боже! Вот пророки говорят им: не увидите меча, и голода не будет у вас, но постоянный мир дам вам на сём месте» \Иер.14,13\ - вопросил он. Сомнения молодого человека понятны: вот все вокруг уважаемые люди говорят «да» народу своему. А вот я никто и ничто – и упорно говорю «нет» - правильно ли это? Не есть ли это гордыня твердолобая?
Иеремия устал от прессинга и уже не рад диссидентствовать: хотелось бы отдохнуть и пожить, как все люди. Но Вседержитель рассудил иначе. И ответил в сердце его, что все его оппоненты – лжепророки, которых Он не посылал. Они все имеют ложные видения и гадания, а за правду выдают пустые мечты. Политоложествуя, они имеют в виду преимущественно вознаграждение и уважение черни за ласковое обхождение. За это они будут убиты вместе с теми, кто им внимал – все они лягут трупами на улицах города, как кучи навоза \Иер.14,14-16\. Ни мира, ни исцеления этому народу не будет.
Иеремия продолжил упрямо говорить правду на народном собрании – ибо какой может быть выбор у пророка? Отойти от служения он не может физически – это всё равно, что перестать мочиться. Приходилось идти в храм как на каторгу, для всеобщего поношения и осмеяния народу жестоковыйному. Но Господь решил помочь своему человеку. Вдруг началась большая засуха, и Иеремия раньше всех громко заявил, что это – наказание за преступления, о которых он уже давно толкует, да никто не слушает. Люди немного прикусили языки – с таким аргументом не поспоришь. Не успели засохнуть на корню посевы, как начался невиданный падёж скота - каковой пророк немедля перетолковал в свою пользу. И теперь в относительно спокойной обстановке Иеремия обрушил громы и молнии на своих оппонентов – вот они лгут не краснея, а засуха и падёж скота подтверждает мою правоту. Попытки научно мыслящих людей сослаться на то, что климат в Палестинах всё это объясняет проще, он отмёл как чуждые и притянутые за уши. Эти бедствия только маленькая прелюдия того, что здесь будет уже скоро.
Позиции конкурентов основательно пошатнулись и пророк приобрёл немалый авторитет. Деловые люди, видя его правоту, подступили к нему с вопросами по существу: куда же податься с этого гиблого места, не поискать ли нам новую, лучшую родину? Но Иеремия, вместо того, чтобы ответить лояльно и конструктивно, продолжил гнуть свою линию: «Так говорит Господь: кто обречён на смерть, иди на смерть, кто под меч – под меч; и кто на голод – на голод; и кто в плен – в плен» \Иер.15,2\. Таким образом, капитаны бизнеса получили очередной афронт. Весь конструктив ответа состоял в абсолютной покорности судьбе: не дёргайтесь, граждане, всё равно ваши деяния взвешены и записаны. А на вопрос о том, что же нам такое записано в книге судеб, пророк ответил, что господь пошлёт на них четыре вида казней: вся земля будет усеяна трупами и вдов будет на ней больше, чем песку - никто не спасётся, ибо Он уже устал миловать.
По молодости лет и горячности природной Иеремия нисколько не стеснялся в выражениях. Да и перед кем ему было проявлять политкорректность и толерантность? Тут стоял народ ушлый и бывалый, не ценящий тонкое слово. Но в этом случае пророк явно перегнул палку: объявив свой народ приговорённым к смерти, он дал оппонентам повод осудить его как врага и предателя. Коллеги хотели бы его тут по горячим следам побить камнями, но простой народ их не подержал: все знали уже, что это Иеремия наслал засуху и падёж скота. Лучше его не трогать – а то он ещё чего-нибудь нашлёт. Народ был уверен, что Иеремия – это очень сильный колдун, с которым лучше не конфликтовать прямо. Влияние пророка в городе выросло, но это было не к лучшему: его боялись и ненавидели так сильно, что он очень скоро почувствовал себя изгоем. Он вдруг заметил, что прежние знакомые при встрече его не замечают, переходят на другую сторону улицы. Друзья перестали пожимать ему руку: его официально перевели в разряд руконеподаваемых. Общественный остракизм был так силён, что пророк буквально заголосил в отчаянии: «Горе мне, мать моя, что ты родила меня человеком, который спорит и ссорится со всею землёй! Никому не давал я в рост, и мне никто не давал в рост, а все проклинают меня» \Иер. 15,10\.
Всеобщая ненависть окружающих естественно повергает в ужас нормального человека. Это только полуживотное такого не заметит, а гнойный циник ещё и порадуется всеобщей обиде на него. Но Иеремия не был героем, не был циником и тем более – полуживотным. Это был ещё молодой человек из уважаемой семьи, не привыкший к такому давлению. Но Иеремия уже вошёл во вкус работы пророка: лютая ненависть сограждан гнула к земле, но странным образом давала силы. Поэтому он не просит отставки, а только надеется, что Бог не забудет, что неся Его слово, он ежедневно подвергается поруганию. Господь уверяет Иеремию: «Конец твой будет хорош, и Я заставлю врага поступить с тобою хорошо во время бедствия и во время скорби» \Иер.15,11\. С таким обещанием можно жить спокойно: раз Бог не выдаст, то и эти двуногие свиньи не съедят.
Но текущего давления общественности Господь не снимает: видимо, это входит в программу закалки пророка-специалиста высшего уровня. Многодневный прессинг едва ли можно выдержать без ущерба для здоровья: Иеремия начинает замечать за собой признаки не просто пессимистического настроя, чёрно-белого видения мира, но уже элементы шизофрении. Его нервная система под ударами всеобщей ненависти разрушена, хотя и ранее была отнюдь не крепка. Его начинает одолевать психоз, названия которому ещё не изобрели. Он замечает постепенный распад психики и уже решительно сомневается в своих чувствах: а вдруг все вокруг правы? А вдруг это и вправду он наслал засуху и падёж скота? А вдруг его и вправду захлёстывают адовы видения? Он уже путает день и ночь, не зная на что опереться. «За что так упорна болезнь моя, и рана моя так неисцельна, что отвергает врачевание? Неужели Ты будешь для меня как бы обманчивым источником, неверною водою?» \Иер.15,18\ - взывает он.
По каким критериям Вседержитель выбирает Своих вестников – полная загадка. По человеческой логике это должен быть исполин духа и корифей, богатырь с несгибаемой волей, который уже одним своим видом внушает страх и трепет преступным слушателям. И такой, чтобы его можно было узнать за версту. Или Он должен был бы отметить его благодатью, под которым во всех религиях понимается просветление. Но в любом случае пророк должен обладать нерушимым спокойствием духа, по которому катаются, как мелкая рябь, человеческие слабости. Но это – мнение человеков, а Господь выбрал посланцем нечто прямо противоположное: личность слабую и боязливую, которая при небольшом давлении начинает плакать навзрыд. Почему так? Наверно потому, чтобы подкрепить тезис о неисповедимости Своих путей.
Вседержитель на жалобы Иеремии ответил, что если он осушит слёзы свои и продолжит исполнять свою миссию не боясь этих людей, то после смерти он будет удостоен высочайшего счастья – стоять перед ликом Его. А если придачу Иеремии удастся «извлечь драгоценное из ничтожного», то станет он устами Бога на земле. И не он будет хватать за руки слушателей, а они будут обращаться к нему \Иер.15,19\. Но в любом случае Он обещал защитить тылы: врагам Своего посланца Господь ничего не забудет и ничего не простит.
Зная малодушие Иеремии, Вседержитель велел ему прервать все социальные контакты, кроме тех, что необходимы для выполнения функциональных обязанностей. Пророку было запрещено участвовать во всех торжествах по любому поводу. Ибо в процессе возлияний он мог попасть под влияние пронырливых краснобаев, способных извратить его миссию. Эти люди могли и напоить до беспамятства, подсунуть девку и просто устроить ему пищевое отравление.
Нельзя было пророку ходить и в дом печали и плача. Зная мягкосердечие и сентиментальность Иеремии, Господь запретил ему кого-либо хоронить и утешать. Ибо молодой человек по слабости характера уже не один раз молился Ему за людей, достойных виселицы. А молитву пророка проигнорировать неловко. Посему Он прямо говорит ему: перестань просить Меня за этот преступный народ, который в ответ на твои увещевания только смеётся и умножает беззакония. «Ибо Я отнял от этого народа, говорит Господь, мир Мой и милость и сожаление» \Иер.16.5\.
Особо предупреждается пророк против планов создания семьи. Несмотря на всеобщую ненависть, окружающую Иеремию, любая девица, подобрав юбки, побежит за него замуж – только намекни. И множество семей захотят выдать своё чадо за такого перспективного мужчину. Ибо старые люди понимают: те, кто сейчас бросают в него камни, завтра будут драться за место у его ног. Господу пришлось на корню пресечь матримониальные устремления своего посланца, чтобы не делить его с женой и её родственниками, от которых ничего хорошего ждать не приходится. Он не стал объяснять человеку свои тревоги, а просто сказал, что все женщины и дети этого города скоро будут ликвидированы и их трупы заполнят ныне шумные улицы \Иер.16,2-4\.
Иеремии было велено твёрдо соблюдать одиночество и ни на кого не надеяться: «проклят человек, который надеется на человека и плоть делает своею опорою, и сердце которого удаляется от Господа» \Иер.17,5\. Человек – животное социальное и ему свойственно искать оправдание своей жизни в глазах других людей. Но это – путь слабого и безвольного существа с маленькими корнями, которое не имеет веры. Тот, кто полагает свои надежды на героя, царя, мудреца – тот ничего не получит, кроме разочарования, ибо что они значат? Их жизнь висит на волоске и волосок отделяет её от смерти. Будь самодостаточен – и станешь как дерево в пустыне, имеющее глубокие корни. Надейся только на Бога – и корни твои всегда найдут воду.
Распятие на стене. Узкая койка. На ней –
Тучный брат казначей с развёрнутой
На коленях ведомостью.
Казначей. Тэк-с…Пожертвования…Конечно, хотелось бы побольше. (Невнятно бормочет, считая, шевеля пальцами.) Крохи – не проживёшь. Теперь – ликёры. Ликёрчики наши знаменитые…Что-то плохо стали идти…И здесь круглой суммы не видать…Однако…
В келью заходит настоятель.
Настоятель. Мир тебе, сын мой.
Казначей. Мир вам, отец. (Поднимается, откладывая книгу на койку.)
Настоятель. Труды твои…Ну что результат? Утешителен?
Казначей. Ох, боюсь, нет.
Настоятель. Всё в руках Божьих…И тем не менее? Что сулит нам год?
Казначей. Хотелось бы чего-то более весомого.
Настоятель. Но – наши ликёры?
Казначей. Вы знаете, очень мал спрос.
Настоятель. Н-да…Видно, предпочтительней стали крепкие напитки. Пожертвования?
Казначей. Мало, отец мой, мало…Тяжёлый будет год.
Настоятель. Всё в руках Божьих.
Казначей. Так-то оно так, отец, но ведь жареный каплун…
Настоятель. Помилосердствуй, сын мой…
Казначей. Не в пост, не в пост, отец…Баранья лопатка, к примеру! А мозги с горошком? А поросятина?
Настоятель. А вино? Ох, что это я…
Казначей. Ничего, ничего…Но на это нужны деньги. Реальные знаете такие дублоны. Золотенькие кругляши. Или же наша жизнь…
Настоятель. Наша жизнь полностью в руках Божьих. Помолимся, сын мой.
Возвращался домой бывший комсомольский вожак в дурном настроении. Ему надоело быть вечной собакой, таскающей дичь из воды для брата большого начальника. «Когда, черт побери, я начну работать на себя?!» – мрачно раздумывал он. Давно не молодой, а карман все еще пуст. Не сравнить с его товарищами владеющими огромными базарами, сногсшибательными особняками. И ведь как только не ухищряйся, все равно ничего не припрячешь от этого шакала с ненасытной утробой: с Акимыча глаз не спускает, повсюду натыкал своих соглядатаев!
Вскоре служебную «Волгу» главы района, раздражая Акимыча, несколько раз обогнал Мёкё на новеньком «БМВ» с откидным верхом. Машина была забита аильской молодежью вперемешку со стариками. Они дико смеялись, потому что никогда еще в жизни не ездили на такой шикарной машине. На пустыре, подражая Биле, Мёкё попытался боднуть одинокое дерево роскошным хромированным передком своего «БМВ», но не попал. Проскочив, он развернулся, и не смотря на протестующие крики своих пассажиров, снова нацелился на карагач. Помешала протаранить дерево Кана. В последний момент она рванула руль на себя и машина, вильнув, проехала в сантиметре от ствола. Тут Акимыч взорвался. Эх, зараза, наконец-то появился повод выместить на ком-нибудь свое зло после общения с Вампиром! Выйдя из «Волги», он грозным жестом остановил автомобиль, перегруженный людьми, и за шиворот вытащил Мёкё из-за руля. В конце концов, Мёкё не сын Вампира, с ним можно и не церемониться. При виде страшно разозленного «район-байке» люди мгновенно рассеялись, оставив Мёкё и Кану с ним наедине.
Но Мёкё главы района не больно испугался. Раньше не боялся, а теперь после того, как его мать стала знаменитостью, тем более. Но задираться не стал, подумал, Акимыч пошумит и отпустит. Но тот, чертыхаясь, понося на чем свет стоит «общественно опасного» Мёкё, виновного в создании «аварийной обстановки, где могли быть жертвы», уселся за руль его «БМВ» и поехал. И не к матери Мёкё, что бы сдать ей на руки охламона или на худой случай в отделение милиции, а к себе домой. Зачем, нам кажется, сам Акимыч не подумал. По дурости загнал в свой двор чужой автомобиль, как на штрафную стоянку, и не иначе. Но когда Акимыч увидел, забежавшего следом за «БМВ» во двор Жулика, то понял, что не зря связался с Мёкё. Именно его собака-воровка натолкнула на мысль как можно хитрым способом оставить при себе шейховские деньги и не отдавать их алчному Вампиру.
- Эй, лихач! – щелчком дистанционного пульта закрывая машину, сказал Акимыч сыну Самын. – Привяжи собаку возле машины. Пусть охраняет. И шевелись быстрее, а не то прикажу отогнать твою машину в облГАИ.
Угроза была реальная и Мёкё, подозвав Жулика, привязал пса на длинную веревку.
- Теперь дуй за матерью, есть серьезный разговор.
Архив рассылок www.tolstobrov.ru
